Иногда на город опускается туман - чужой, мокрый, тихий, обволакивающе спокойный, он не пахнет морем, как обычный утренний туман, наползший с залива, этот туман пришел с Севера, он пахнет холодом и металлом. Он такой густой, что сквозь него не пробиваются лучи самых ярких маяков, и корабли стоят в бухте беспомощные, словно заблудившиеся дети, а рыбаки не выходят в море, собираются в тавернах и тихо переговариваются. В эти дни в городе вообще неестественно тихо - не только потому, что туман съедает эхо, обычно звонко разносящее по переулкам смех и ругань. Просто туман заглядывает в окна, просачивается в прохудившиеся крыши, и кажется, что он будет хозяйничать в городе всегда, так что все ходят притихшие, опасливо сжимают цепочки оберегов, посыпают подоконники морской солью, а на порог кладут ивовые прутья. Собаки жмутся друг к другу и отказываются выходить со двора, а лошади тревожатся в стойлах. И только вороны с чайками не затихают. Черные и белые тени мелькают в тумане, и резкие крики рвут сонную тишину.
Все ждут, когда через город пройдет Полонт-великан.
читать дальшеОн пройдет полусонный, не глядя по сторонам, огромный, как гора. Он будет волочить за собой тяжелую лодку, и днище ее будет скрежетать и скрести по булыжникам, а цепь позвякивать с каждым его шагом. Будет он одет в косматую шкуру степного медведя, убитого когда-то бесконечно давно, а в косах у него будут перестукиваться красные зачарованные камешки и острые желтые клыки. И каждый, кто услышит издалека скрежет и звон, будет бежать со всех ног, прятаться в домах за надежными ивовыми порогами, через которые не переступить нечисти.
А те, кто все-таки рискнут выглянуть, увидят, что в лодке сидит Лайлэ, белая и такая прозрачная, что если подойти вплотную и приглядеться, можно будет увидеть, как у нее внутри бьется сердце. Она будет плакать тихонько, не вытирая слез, и будет видно - так давно она уже плачет, что слезы набрались ей по щиколотку, и соленая вода разъедает ее тонкие ножки, но Лайлэ не замечает. Из одежды на ней - только рыболовные сети, волосы у нее - распущены до земли, а на голове - венок из синих водорослей. Лайлэ-рыбка, будут говорить старики, провожая ее взглядом и заключая увиденное в круг ивовым прутом: мало ли, какую напасть можно навлечь на свою голову, когда глазеешь на Полонта-великана и его горюющую жену.
Всем известно - две сотни кругов назад Полонт был лучшим рыбаком на всем Юге. Говорят, мать его, рыбачка, заблудилась на одном из скалистых островов, где свела знакомство с горным троллем. А может, и врут, теперь уж не проверишь. Но был Полонт так высок и широкоплеч, что еще ребенком пригибался, входя в таверну. И вырос настоящим великаном, от поступи которого дрожала посуда на столе, и ни одна лошадь не могла нести его. Он бил с борта без промаха, и гарпун носил такой длинный, что поднять его в одиночку не мог ни один мужчина, кроме него. Сети Полонта были так огромны, что когда он, вернувшись из мора, сбрасывал их на берег, десять женщин садились разбирать их, и не разгибали спин до первого заката. А однажды, когда Полонт бил идущих с нереста водяных змей, он схватился с матерым степным медведем. Всякий, кто видел степного медведя, скажет, что рыбачьим гарпуном не пробьешь его толстую шкуру, но Полонт проткнул его насквозь, выпотрошил, набил ему брюхо свежими змеями и принес на плечах в город невиданное угощение. Того медведя запекли на вертеле, и всю ночь рыбаки чествовали Полонта-великана!
Много было замечательных приключений у Полонта, так что знал его весь Юг, да и на Север доходили сказания о рыбаке-великане. Все его уважали, и друзей у него было изрядно, и немало рыбачек хотели стать его подругами на берегу, но была у него мечта - чтобы жена его была так прекрасна, что от одного взгляда на нее можно потерять дар речи. Он слушал все, что рассказывали странники и мореходы, вечерами сидел в таверне допоздна, и много слышал историй о красоте девиц в разных уголках мира, но ни разу не слышал о такой красавице, чтобы люди немели, взглянув на нее. Многие начали шутить над холостяком-великаном, говоря, что эдак он и до старости дотянет, а там уж какая красавица на него позарится. Он женат на своих сетях, говорили люди. Ему гарпун милее жены, смеялись другие.
А однажды в таверну забрел старик - было это после третьего заката, когда все уже расходились по домам. Старик был в синем плаще, расшитом белыми рыбьими скелетами, и в косы у него были вплетены стеклянные рыбьи глаза и перламутровые ракушки. Старик попросил кружку горячего вина с китовьим молоком, и начал рассказывать о местах, которые видел за свою долгую жизнь.
- У морского короля нет Советника, - говорил старик. - А потому обе дочери еще ходят незамужние. У морского народа принято, чтобы у одной жены было не меньше трех мужей, а уж у королевских дочерей - так не меньше пяти. А Король все тянет с женитьбой, не чает души в своих девочках, да и немудрено - старшая у него черная, как донный угорь, глаза у нее огромные, губы - словно холодная галька, бедра - широкие, а пальцы такие ловкие, что если уж она возьмется запутать сети рыбаку, то распутать никто не сможет, а когти столь острые, что может она разорвать любые путы, а если она захочет кому-то навредить, то так смутит душу своим криком, что никогда больше не сможет человек найти себе покоя. Младшая же - белая, словно морская пена, и такая же легкая, глаза у нее синие, а шея тонкая, и больше всего на свете она любит звонкие серебряные монетки, и если уж она захочет убить кого-то, то просто прижмется к нему крепко-крепко, и сердце у него остановится. И хоть внутри у нее ледяная вода, а сердце - темное, как коралловые ветви, так она прекрасна, что все, видевшие ее, теряли дар речи. Их стерегут в сотни глаз мурены и морские собаки, но каждую ночь после захода луны они норовят сбежать от отца, чтобы порезвиться в море - там, где у дна переливаются разноцветные огоньки удильщиков.
И Полонт встал и вышел из таверны, и пошел домой, ничего не видя. Три дня он плел сеть из конского волоса, паутины и нитей металла, а потом вытащил из тайника все свои деньги, нанизал серебряные монеты на бечевку и до захода луны вплетал эту бечевку в свои сети. А когда луна зашла, и мир погрузился в предрассветную тьму, Полонт заткнул уши соломой, вышел в море на своей огромной лодке, и выбросил тяжелую сеть в воду там, где сквозь толщу воды тускло виднелось свечение сотен огоньков. Монеты засверкали, уходя на глубину, и долго сидел Полонт без движения, в темноте и тишине, пока вдруг не заметались сети, не накренилась лодка, и не забурлила вода. Долго тянул Полонт свои сети, весь взмок от пота, и никак не поддавались они, таскали лодку за собой, пытались утянуть в воду, но был Полонт сильнее, чем любой другой мужчина, и вдесятером не могли его повалить на шуточных боях, так что, наконец, вытащил он свой улов, и бросил в лодку диковинную рыбу - белую, словно луна, прозрачную рыбу в человеческий рост. Море же вокруг так бурлило и кипело, что Полонт, поскорее укутав свою добычу в сети, стал грести к берегу. Стоило лодке уткнуться в песок, как на море поднялся ужасный ураган, и если бы Полонт был обычным человеком, он бы не успел укрыться в городе. Но Полонт подхватил свою рыбу и бросился бежать, а шторм бушевал еще неделю, залив несколько портовых городков и разнеся верфи, а уж сколько рыбаков и торговцев он потопил - никто не считал. И даже через неделю небо продолжило хмуриться, тяжелые грозовые тучи ползали днем и ночью, а солнца южане не видели еще целый месяц - невиданное дело!
Кто-то прогневал морского короля, говорили люди. Теперь нам не будет удачи в море, беда наступает.
А Полонту было все равно - он смотрел на свою рыбу, и никак не мог насмотреться. Рыба была столь прекрасна в своей серебристой чешуе, что Полонт боялся к ней прикоснуться лишний раз. Он положил ее на свою кровать, а сам спал на полу, но рыба не говорила, не ела и не пила, а только плакала тихо и слезы текли из ее синих человеческих глаз все время, так что тюфяк его был мокрым и пах морем,
А на крышу его дома каждую ночь после захода луны прилетала огромная черная ворона, кричала громко, и от звуков ее голоса соседи впадали в беспокойство и тоску, а случайные путники ускоряли шаг. Птица стучалась в окна, но Полонт так и не достал из ушей солому, поэтому он целыми днями сидел, восхищенно глядя на свою добычу, и не слышал вороньих криков.
Через месяц рыбья чешуя совсем засохла и спала, и Полонт увидел младшую дочь морского короля - белую, как пена прибоя, тонкую, с огромными синими глазами и губами бледными и ледяными, а волосы ее были распущены до земли, и на голове лежал венок из синих водорослей. И так она была прекрасна, что великан потерял дар речи и мог лишь смотреть на нее в безмолвном восхищении. А чтобы Лайлэ не ушла от него теперь, он связал ей ноги накрепко. И больше она уже не могла стать рыбой, потому что чешуя ее высохла и стерлась, и теперь она плакала всегда от тоски по дому, отцу и сестре, а на море гремели шторма и смерчи выходили из моря на берег, разбрасывая валуны и лодки, но далеко от воды они уходить не могли, потому что на юге морской король совсем бессилен на берегу. И только черная птица все летала к дому влюбленного великана, и кричала - сперва в предрассветные часы, а потом и целыми днями напролет.
А потом великан решил любить свою жену, как положено мужу, и страшная гроза бушевала над берегом в ту ночь, и рыбка-Лайлэ обняла его, и прижала крепко-крепко, и сердце любого мужчины остановилось бы от ее объятий, но сердце великана-Полонта только замерло ненадолго, и дальше стало биться медленно-медленно, от чего он стал ходить как во сне, а глаза его стали смотреть словно сквозь предметы. И тогда Лайлэ вытащила у него из ушей солому, и крики черной вороны настигли его, и Полонт потерял покой. Обезумевший великан положил свою жену в лодку и побрел куда-то, а Ниорэ черной птицей летела за ними, не в силах помочь своей сестре - ведь она так давно летала над сушей, что оперенье приросло к ней намертво, и принять свой истинный облик она больше не могла. А морской король, безутешный от горя, потерявший двух своих дочерей, умолил старшего брата, короля Свирепого Океана, отомстить дерзкому смертному, и северный король, обладавший властью и над морем, и над сушей, проклял Полонта.
И теперь, куда бы ни шел спящий наяву беспокойник, далеко впереди него и далеко позади плотной пеленой расстилался колдовской туман, так что немой великан больше никогда не увидит солнца. Раз в десяток кругов проходит он через родной город, волоча за собой лодку, сопровождаемый вороньими криками, и еще издалека люди разбегаются, окружаются ивой и говорят: Полонт-великан везет Лайлэ-рыбку, может, когда-нибудь он вернет ее отцу, и тот смилостивится над всеми нами, отзовет туман, а рыбаку вернет разум и покой.
А пока на город иногда опускается туман - чужой, мокрый, тихий, обволакивающе спокойный, он не пахнет морем, этот туман с Севера, и в этом тумане бредет Полонт-великан, который будет вечно бродить по скалистым берегам и пустынным степям тенью своего былого величия.
---
Его Высочество замолкает, и еще долго смотрит в огонь блестящими глазами.
- Интересная легенда, - говорит магистр. - Печальная, как и большинство южных сказаний.
- Зато жуткая! Так что мне нравится. Теперь твоя очередь! - Рейн кутается в плащ и опирается на камень. - Только не смей рассказывать детских сказок, про волшебные косы и зубы, бегающие сами по себе. У вас в Гильдии есть такие ледянящие кровь истории из жизни Знающих, которые вы всегда пытаетесь скрыть от посторонних. Расскажи одну из этих.
- Хотите выведать наши тайные легенды, Ваше Высочество? - усмехается магистр.
- Да какие же они тайные, мне еще в детстве соседка рассказывала, что один Знающий ошибся в плетении и прямо на главной площади удушил себя до кровавой рвоты, и никто не смог ему помочь, - фыркает принц. - Большинство таких "тайных" историй расходятся, как лепестки по течению, потому что когда Знающие ошибаются, обычно видно и слышно издалека. Просто наверняка я не все истории знаю. Так что ты начни рассказывать, а я скажу, если уже слышал.
- Вы на редкость просвещены в некоторых вопросах, Ваше Высочество, - мужчина качает головой и принц смеется, придвигаясь к нему.
- В некоторых - так вообще, - некуртуазно заверяет он и кладет голову на плечо спутника.