Он просыпается в золе, выползает, потягиваясь, встряхивается всем телом, прижимаясь животом к песочному полу, обтираясь всеми косточками, подметая волосами мраморные плиты, вздрагивает от удовольствия, когда солнечные лучи касаются его спины и пробегают по позвоночнику острыми пальцами, жмурится, зевает во всю пасть, раскидывает руки и замирает надолго, переполненный ощущением счастья и восторга. Подбирает крылья, перекатывается на спину, выгибается мостиком, бьет пятками и хвостом, взлаивает протяжно, вскакивает на ноги и бежит к бассейну.
читать дальшеЖрецы встречают его с венками сладких брифурий, в воде медленно колышатся прозрачные шляпки медуз, и он прыгает в воду с разбега, так, как можно только на границе сна и бодрствования, и люди ловят на ладони холодные брызги, прижимают к губам и ко лбу благоговейно, смеются. Потом он вылезет на берег наполовину, отфыркиваясь, обопрется на белоснежный бортик локтями, отбросит волосы, и его будут оттирать в шесть рук, отмывая почерневшую кожу корнями мыльного дерева и умасливая ее, потом он будет лежать на бортике, лениво щурясь, а его волосы будут расчесывать впятером, вплетать мягкие водоросли, цветочные гирлянды, ленты с именами предков, осыплют его красками в цвет года, месяца и дня. Каждый день его пахнет по-своему, и он втянет носом запах, фыркнет, чихнет, позволит одеть себя - замотать лодыжки и запястья так туго, чтобы жилки пульсировали, перетянуть шею, живот и пах черными лентами, спину расписать верными знаками, накинуть сверху белое покрывало, и дальше можно бежать, слушая топот своих босых ног по мрамору, иногда запрыгивая на стены от восторга.
В главном зале его будут ждать старшие жрецы, он взбежит на алтарь по подставленным рукам и спинам, потянется к кругу света над головой, встав на цыпочки и распустив крылья, закроет глаза, растворяясь и растворяя, и люди опадут на пол, как пожухлые листья, а он начнет свой танец.
Он будет танцевать, не касаясь ногами земли, легкий в лучах солнечного света, словно белоснежная пылинка. Слепые будут петь прекрасными басовитыми голосами из живота, и эти голоса будут струнами, на которых он будет танцевать. Они будут петь о благополучии города из белого мрамора, о здоровье царей и цариц, о победах в войнах, об урожае и плодородии, о попутном ветре и теплом дожде, о других смешных человеческих заботах, которые меняются так быстро, что он не утруждает себя запоминать их. Они будут петь в его честь, хвалы ему и смиренные просьбы, и он будет смеяться от удовольствия, и свет его будет опалять их кожу.
Охаоан, будут петь они, пока ты танцуешь на своем огненном ложе, мир наш будет в равновесии и безопасности.
А он будет смеяться над их смешными песнями, потому что как может быть иначе, как может он не танцевать, разводя крыльями облака, взбивая волны ногами, когтями раздирая ветер, ловя солнце открытой грудью.
День будет полон упоения, восторга, свободы и движения, ограниченного лишь им самим. Он знает, что спрыгни он с мраморного ложа, пробеги по миру - и тот пошатнется под его ногами, проломится, треснет по шву, распадется на сферы, и он будет несчастлив, ибо будет негде танцевать. Поэтому он танцует в круге света, усыпанный краской, затянутый черными лентами, укутанный в плотные одежды, и с каждым шагом седеют его черные косы, а белая кожа истончается под жаркими лучами.
И на закате он замирает устало и восторженно, в последний раз взбивая крыльями грозовые тучи, и вспыхивает посмертным факелом под торжественное пение слепцов. Он осыпается пеплом, в блаженном успокоении засыпая, впитывая и унося последние лучи солнца - иначе солнце не зайдет никогда, и спалит весь мир до красно-желтой пустыни.
А утром он проснется в золе, выползет, отряхиваясь и потягиваясь, прижимаясь животом к холодному мрамору, и расправит крылья, предвкушая новый солнечный танец.Предыдущие части: О перелетныхО посетителях баров