Еще немного драббла

[frisky-diary]

Еще днем хотел выразить особую благодарность Гесту и empatik, которые привнесли в мою жизнь ту самую сцену, от которой меня корежило в кинотеатре, и которую я так надеялся забыть.

спойлеры, конечно же

Как сформулировал Гест, уложив мой маловнятный крик подбитой чайки в русские слова: "И главное сам! Все сам! Привычным жестом!" T_T
Короче, это я к чему. Снова хотел написать о своих эмоциях от просмотра.

И снова не вышло. Долбанный поток сознания %))

Пусть лучше так

Во время разговора Баки смотрит на него, не мигая, изредка облизывая сухие губы, игнорирует большую часть вопросов, иногда встает, уходит и пропадает на несколько часов. Стив не спрашивает, где он бывает в это время и что делает. То есть, он однажды спросил.
- Что? - переспросил Баки рассеянно.
- Где ты гулял? - повторил Стив.
И Баки посмотрел на него тем же пустым взглядом, словно переспрашивал исключительно для того, чтобы получше запомнить вопрос, а ответ в его планы не входил. Он вообще любит теперь смотреть молча и пристально, как дети или животные, ничуть не тяготясь повисающим молчанием и доводя большинство собеседников до смущенного бормотания. Несколько раз, пока Стив вчитывался в очередное техническое описание на экране терминала, на Баки набрасывались молоденькие консультанты, жизнерадостно расписывающие скидки и акции. Первые пару минут Барнс смотрел куда-то в стену над их плечами, потом медленно, с видимым усилием фокусировал взгляд и переводил его на консультанта, после чего тот запинался, заикался и, сникая, ретировался.

Вечером Баки молча приходит и садится в кресло напротив, пока Кэп читает газету. Сидит напряженный, немного скованный, словно не зная, что нужно делать и о чем говорить, кресло кажется ему то ли неудобным, то ли слишком мягким, он слегка барабанит пальцами по ручкам, хмурится, потом так же молча встает, уходит к себе, и когда Стив доходит до раздела "Спорт", он слышит, как в соседней комнате открывается окно. Он заглядывает к Баки, но комната пуста. А потом тот вваливается домой среди ночи, обрушивая в прихожей вешалку, и Стив выходит к нему растрепанный и в пижамных штанах, а Баки - в каких-то ужасных ботинках, косухе, футболке с принтом "FUCK THE SYSTEM", с темными кругами под глазами, от него за версту несет виски и дешевым женским парфюмом, и на шее у него - темный засос и что-то, что Стив про себя называет "пусть-это-будут-пятна-от-гранатового-сока". И Баки сгребает его за грудки, толкает к стене, то ли припирая, то ли опираясь, и выдыхает в лицо вместе с алкогольными парами "Что? ЧТО?! Только не говори, что тебя волновало, где я был", и глаза у него - беспредельно злые и темные. И пока Кэп пытается нащупать в звенящей пустоте внутри головы хоть какой-то ответ, Баки фыркает взбешенно и уходит к себе, хлопнув дверью так, что с верхней полки книжного шкафа соскальзывает стопка старых National Geographic. Они падают на Стива, глянцево блестя, разлетаются по полу разноцветными, жизнерадостными окошками в мир, который, торжественно отдав честь, промаршировал в небытие мимо Стива и Баки, мир, который Стив так отчаянно пытается изучить экстерном, понять, принять, использовать как базу для построения чего-то нового, чтобы не было этого чудовищного ощущения, что между его "вчера" и "сегодня" успело вырасти и состариться целое поколение, а он вообще не представляет, какой была их жизнь. И мир ничуть не помогает ему, черт возьми. Из комнаты доносится грохот и Стив внезапно чувствует такую досаду и бессилие, что он пинает эти проклятые журналы, хватает их, собирает неловко в охапку, тащит к окну и вышвыривает в пустой двор - они летят, разнообразно шелестя и трепеща страницами, идиотски жизнерадостные, как болваны из рекламы полуфабрикатов, которую вечно крутят в прайм-тайм. Стив следит за полетом своей бывшей коллекции, уже чувствуя угрызения совести. Рывком закрывает окно, опирается на подоконник и медленно выдыхает.
- Полегчало? - интересуется Баки. Стоит, прислонившись к косяку. Щелкает зажигалкой, затягивается глубоко - курит прямо в квартире, сукин сын, хотя домовладелец обещал их выселить, если учует запах дыма.
- Нет, - честно подумав, отвечает Стив. Он хмурится, и Баки, чувствуя его недовольство, поднимает брови и вскидывает подбородок с вызовом. Интересно, думает Роджерс, почему отрешенная роботоподобная апатия сменяется у него приступами агрессивного, какого-то нелепого бунта? Наверняка ведь для этого есть хороший, правильный термин. С этим можно что-то делать, наверняка. Прийти к терапевту, лечь на диван - или куда там теперь ложатся, - и начать: доктор, из моего друга сделали совершенное оружие, последние лет шестьдесят его держали в крио-камере, доставая только для того, чтобы в очередной раз промыть мозги и усовершенствовать био-протез, ему стерли память, привили равнодушие к боли и смерти, он ненавидит правительство и армию, да что там, он и бойскаутов недолюбливает, он выходит из апатии только для того, чтобы впасть в буйство и не очень ясно, как он не убил меня до сих пор, но я-то знаю, что в глубине души он - отличный парень, а поэтому я жарю ему тосты по утрам, зачитываю смешные фразы, когда проверяю социальные сети, зову его на бейсбол и кормить голубей в парке.
А еще он, кажется, крепко на меня обижен и мы никогда не сможем сказать это друг другу вслух. Потому что я, черт возьми, и себе-то не смогу этого сказать.
Но пусть лучше так, чем без него. И, в конце концов, когда он злится, он становится очень живым.
Тишина, особенно острая после недавнего грохота, по капле накапливается в комнате. Стив прочищает горло и идет к двери, старательно не задевая друга.
- Неважно, - говорит он, кажется, самому себе. - Я пойду.
- Пошли, - легко соглашается Баки и, поймав вопросительный взгляд, пожимает плечами. - Понятно же, что ты не смог бы не собрать эти чертовы журналы.
И тушит сигарету об косяк.