да просто что уж там

[frisky-diary]

Без шапки. Без смысла. Без удержу.
Спасибо, Тиннарэ, ты сам знаешь за что. ЗА ВСЕ, я бы сказал.


- Она была удивительная, - говорит Мойра, глядя в никуда. - Когда мне было десять, она продала свою горжетку, чтобы купить мне скрипку. Я помню, как я гордилась футляром, бегала к репетитору, я вечно опаздывала после школы, выскакивала из автобуса, неслась по дорожке к его дому, и скрипка била меня по ногам, и у меня вечно все лодыжки были в синяках, а я не замечала, я была такая счастливая, и мистер Добити всегда стаскивал с меня пальто, помогал мне раздеться. Я взахлеб ему рассказывала, что мы репетировали со школьным оркестром, и он смеялся, и вел меня в комнату к пюпитру. Солнце заливало комнату, он жил один, в большом доме, так что зал на первом этаже целиком был отдан для занятий. Он часто садился к фортепьяно и играл для меня что-то, а я стояла спиной к огромным окнам, прижималась щекой к деревянному корпусу и звенела, звенела всей собой, и как я чувствовала смычок, это было что-то. Я хотела быть известной скрипачкой, и у меня бы получилось, я точно знаю. Мама обожала слушать, как я играю на школьных концертах. Она всегда приносила цветы. Мистер Добити говорил, что у меня огромный потенциал. До двенадцати лет он постоянно говорил про мой потенциал.
Мойра неуверенно улыбается, словно ее лицо отвыкло от улыбки.
- А потом он залез мне под платье во время занятия, и я больше к нему не приходила. Забросила скрипку, смотреть на нее не могла. Мама ужасно преживала, расспрашивала меня, но я не могла ей рассказать. Она хотела найти другого преподавателя, но я-то уже знала, что все они одинаковые. Всем мужикам нужно одно и то же. Так что после школы я пошла работать официанткой, недолго, невозможно было выносить щипки и свист. А потом работала горничной. Недолго. Бедная моя мама, она была удивительная, но мир оказался слишком жесток к ней. И ко мне.
- Да уж, - говорит Тейт сочувственно. Он натягивает рукава толстовки на ладони и обхватывает кружку с горячим чаем. За окном серое небо тяжело ложится на облетевшие деревья, кажется, что черные ветви утыкаются в него, словно вилы в серую вату. Осенью все обитатели дома так или иначе хандрят, и эта неясная тоска делает их разговорчивее. - Мне кажется, что мужчины, которые так поступают с девушкой, полные ублюдки.
Мойра смотрит на него недоверчиво, чуть поджав губы. Они не общались годами, Тейт привык воспринимать присутствие Мойры как данность, как часть Дома, она была здесь задолго до Тейта, и он никогда не расспрашивал, как она умерла. Она просто всегда вытирала кровь за ним и осуждающе смотрела, когда он что-то ломал. Чаще всего их взаимодействие сводилось к тому, что Мойра тяжело вздыхала и шла за ведром.
.
- Он достал меня, - угрюмо говорит Тейт за десять лет до этой осени, пока Мойра ходит за шваброй, а Констанс выразительно рассматривает стены и ковер в гостиной: темнокожего бездомного, почти выпотрошенного, парень успел перебросить за забор, пока тот еще дышал, но не факт, что на землю он упал живым. Тейта не интересует дальнейшая судьба тела - все равно Ларри привычно отвезет его в гетто и подбросит в какую-нибудь канаву, так что полиция только разведет руками, а журналисты желтых газетенок испустят торжествующий вопль, судорожно цепляясь за очередного несуществующего маньяка.
- Бери губку, - кратко говорит Мойра, опускаясь на колени. Кажется, что в ее возрасте это должно быть тяжело. - Ковер оттереть будет несложно. А вот обои впитывают быстро, нужно постараться.
- Я слышала, что завтра дом собираются смотреть новые потенциальные жильцы, - в голосе Констанс презрения - чуть меньше, чем обычно, а неуверенного волнения, почти извиняющегося, неожиданно много. Впрочем, у нее часто голос становится таким, если ее сын делает что-то, чего она предпочла бы избежать.
- Тогда лучше уйти, чтобы не мешать убираться. Если только вы не хотите тоже взять тряпку, - ровно произносит Мойра, не поднимая глаз. Констанс медлит, неуверенно комкая носовой платок, делает движение, словно собираясь подойти к Тейту, но тот подчеркнуто не смотрит на нее, протирая деревянную панель, и женщина выходит из гостиной.
Они оттирают кровь молча, думая каждый о своем. Тейт наклоняется, чтобы прополоскать губку в ведре с теплой водой, взглядывает мельком на домработницу. Короткое платье задирается, демонстрируя кружевные трусики и соблазнительный край чулок. Мойра, неожиданно молодая и яркая, смотрит на него через плечо томно, закусывает губу, и Тейт хмурится.
- Ну как? - голос у нее грудной, чуть хрипловатый. - Так тебе больше нравится, жеребец?
- Мне все равно, - хмуро отзывается парень, отодвигая диван и вытаскивая из-за него завалившийся комок кровавой требухи. - Тебе так удобее мыть? Колени же болят, наверное.
Мойра смотрит на него пристально.
- Да ладно, - говорит она насмешливо. - Не делай вид, что тебя это не заводит. Что ты не хочешь мне вставить поглубже, - она проводит ладонью по шее, оттягивает воротник платья, обнажая плечо.
Тейт, как раз перегнувшийся через спинку дивана и отскребающий присохший к плинтусу кровавый ошметок, неопределенно хмыкает:
- Я не фанат ролевых игр, прости, Мойра. Но если тебе прямо нужно, а больше не к кому обратиться, я могу попозже сбегать за плеткой, в подвале была, вроде.
Домработница выпрямляется и смотрит на него в упор.
- Ты издеваешься? - говорит она уже своим обычным, повседневным голосом. - _Мне_ нужно? Это вам, мужикам, нравится вся лабуда с обладанием, унижением, кружевом и чулками.
- Дерьмовые же тебе попадались мужики, - усмехается Тейт из-за дивана.
- Зато они не убивали подростков толпами, - огрызается Мойра. - И не потрошили бомжей в гостиной.
- Знаешь, мне кажется, что я - идеальный оппонент для любого спора, - отзывается Лэнгдон. - Что бы я ни ответил, всегда можно привести аргумент "зато ты маньяк, извращенец и убийца". Да, мать твою, это так, и что? Если человек любит хороший стейк, это не значит, что он будет жрать синтетический гамбургер.
- В каком смысле? - холодно уточняет Мойра.
- В смысле, я могу убить, если это нужно. Или покалечить. Но насильником по умолчанию это меня не делает. И мне вообще все равно, пятьдесят тебе или двадцать, хлопаешь ты ресницами, или нет. Я хочу поскорее собрать эти гребанные кишки в ведро и пойти читать. Так что мне глубоко плевать, будешь ты оттирать ковер в кружевном передничке или в мешковине. Главное, делай это молча.
Он ожесточенно дотирает пол и закидывает губку в ведро метким броском.
- Точно, как я могла забыть, - говорит Мойра презрительно. - Ты же не мужчина. Тебе и семнадцати нет, мальчик.
- Супер, мы дошли до аргумента номер два, - Тейт придвигает диван обратно и придирчиво ковыряет пальцем обои, сохранившие розоватый оттенок. - Как считаешь, тут еще можно поскрести, или будет дырка?
- Козел, - бросает Мойра, возвращаясь к ковру.
- Я тоже думаю, что хватит, - Тейт берет ведро и лениво направляется в ванную. - Если что, я на чердаке.
.
- А ты ничего, если проигнорировать тот факт, что за время нашего знакомства я за тобой по всему дому собрала килограмма два кровавой плоти, - Мойра неуверенно улыбается. Октябрь укутывает дом серым туманом, словно подтыкая одеяло заботливо.
- Я всегда говорил, нужно просто смотреть чуть глубже, - Тейт делает большой глоток, допивая свой чай, и встает из-за стойки. - Тебе налить еще?
- Да, спасибо. Два кусочка сахара и кардамон.