923. Запись о прошлом.

[frisky-diary]

Какой-то странный, словленный сегодня глюк)
О Барве)

Если бы не плечо – он бы остался. Плевать на вопль «Каже спину, братушки!» – не крик даже, а именно панический вопль мелкого князька, - плевать на изрезанные ладони и рану на бедре, плевать на соотношение сил минимум пять к одному (против заявленного при найме один к трем), - ему на все было тогда плевать. Давно уже.

И когда к нему в таверне подсел седоусый «дядько» - местный аналог воеводы, кивнул на меч и начал витиевато торговаться, то ли вербуя, то ли покупая – тогда уже было плевать. И на раздел территории мелкими землевладельцами, и на созыв наемников в малочисленные дружины, и на щуплых девок, каких-то запуганных и сонных, и на мужиков, страдающих постоянным похмельем – тем более странным, что за весь месяц, что он провел в этом краю, ни одной толковой попойки он так и не видел. Все здесь было какое-то мелкое, от драк до пивных кружек. Все было какое-то копошащееся, все вызывало чувство брезгливости. Он бы никогда тут не задержался, если бы не очередной приступ хандры – у всех ему подобных они случаются иногда, только способы выражения у всех различны. Стивен в своей меланхолии становился страшен и неуправляем: преимущественно терзал и крушил. Кин уходила плести интриги, доводя очередной мир, держащийся на грани шаткого равновесия, до кризиса и гражданской войны. А он – уходил в себя, и сомнамбулически брел через миры, изредка начиная себя осознавать, а в остальное время просто позволяя «вещам случаться».

И вот сейчас был тот самый момент осознания – он осознал и крики, и дым, и то, что удар в плечо откинул его на шаг назад. Сломал стрелу, оставив торчать небольшой кусок, попытался шевельнуть левой рукой и поморщился. Если бы не плечо, он бы остался. Но он тогда предпочитал двуручник, а кинжалом отбиваться от толпы падали не хотел. Поэтому перехватил за узду метавшуюся гнедую, которая никак не могла оборвать привязь, и, склонившись к мокрой шее, погнал ее в лес, в сторону от жилья и проезжих дорог.

И то, что кобыла не переломала ноги, и то, что он наткнулся на эти хижины, ничем, кроме как чудом он объяснить не мог. Но клубок вероятностей расплелся именно так – и он рухнул на землю к ногам девчонки лет пяти, посмотрел на нее мутно снизу вверх, грязно выругался и потерял сознание.

Потом его лечили, и он тогда склонялся к мысли, что лучше бы остался на поле брани и дал себя зарезать торжествующему неприятелю. Но улыбчивые люди, совершенно не от мира сего, кивали на все его проклятия и показывали на уши – мол, слышим, но не понимаем. Они говорили на странном языке, ему незнакомом – певуче-тягостном, с неожиданными вкраплениями рычащих и шипящих звуков. Как он понял, попытавшись соотнести свои перемещения с известной ему картой мира, этот род земледельцев мигрировал с соседней земли, теперь они корчевали лес понемногу, разводили коз, плели корзины и коптили мясо с грибами каким-то немыслимым образом, после которого оба продукта приобретали абсолютно одинаковый бурый цвет и были неотличимы на вкус от головешек.

- Я – Гляршра, - говорила темноволосая девчушка, сидя на его постели и тыкая себя пальцем в нос. – Ты? – и палец упирался ему в переносицу.
- Варвар, - говорил он терпеливо, уже успев привыкнуть к этой странной забаве.
- Барва! – восхищенно хлопала в ладоши девчонка.
- Да нет, глупая, вар-вар.
- Бар-ва! – кивала девочка, после чего он с рыком валил ее на одеяло и делал вид, что собирается загрызть. Мелочь восхищенно вопила, старшие братья, спотыкаясь, спешили присоединиться к сражению – непонятно, на чьей стороне.

Все они упорно коверкали его кличку, которой он пользовался в то время - не то чтобы не могли выговорить, просто не понимали, что говорят неверно. Он некоторое время злился и упорствовал, потом сдался и в какой-то момент перестал пытаться поправлять. Выздоровел, - вылечил он себя скорее вопреки их усилиям, чем благодаря им, - перекрыл сарай, - не из благодарности, просто крыша протекала, а эти непутевые все никак не могли залатать, - в очередной раз отказался от их невыносимой еды, забрал кобылу и уехал.

Никакой особой признательности он не испытывал, – просто воспринял случившееся, как должное. Добей они его на своем пороге – он бы тоже не удивился. Людям свойственно вести себя как угодно, предсказать их поведение и угадать мотивы практически невозможно, так что он просто равнодушно принимал происходящее, не впадая в ярость или сентиментальную благодарность.

- Вылинял? – равнодушно спросил Стивен, стряхивая пепел с сигареты: он испытывал к этой гадости странную привязанность, и постоянно притаскивал откуда-то очередные пачки.
- Ага.
- Что сменил? – пристально оглядывая его, поинтересовалась Кин.
- Имя, - ответил Барва.