1147. Запись о Северном Королевстве.

[frisky-diary]

Рейн не заметил, когда его перестала радовать новость о том, что смерть Короля откладывается на неопределенный срок. Не то, чтобы принц расстраивался по этому поводу, но радости он отчетливо не испытывает.

Рейн осознал это в какой-то момент и почти испугался, потому что пару месяцев назад он, кажется, все бы отдал, только бы избежать этой ужасной перспективы: быть втянутым в борьбу за трон, и в случае победы – стать правителем Северного Королевства в неполные 19 лет, без какого-либо фундаментального образования и воспитания.

Сейчас же он испытывает какую-то опустошенность и растерянность, и почти досаду – все его переживания и усилия оказались никому не нужны. Он бросил привычную беззаботную жизнь, верных друзей и увлекательные планы ради того, чтобы раскланиваться с невыносимыми придворными и штурмовать не вражеские крепости, но очередные своды правил этикета, а при виде проходящего по соседнему коридору отца вжиматься в нишу и молиться, чтобы тот не заметил.

И с тревогой прислушиваться к себе, когда Советник склоняется к Королю, чтобы обменяться парой негромких фраз, и почти автоматически смахивает какую-то пылинку с рукава Артена, и Король, не удивляясь и не прерывая начатой фразы, мельком взглядывает на свой рукав, воспринимая это движение Советника как должное. Или когда Сандр, обсуждая с Рейном заданные отрывки из летописей, вдруг поднимает голову и прислушивается, и Рейн уже знает, что тот различает где-то рядом шаги Короля. Или когда утром они сидят рядом за столом, и Рейн как-то очень отчетливо знает, что ночь они провели вместе, как и всегда, и для него почему-то совершенно мучительно то, что они ни взглядом, ни жестом не показывают этого – и то, что Советник как всегда предупредителен и внимателен, и то, что Король так же отстранен и немногословен, словно думая о чем-то своем... все это его задевает, и он не понимает, почему. Как будто… они ничего не скрывают, им бы и в голову это не пришло, наверное. Они просто не видят в этом ничего особенного. Ничего такого, на чем стоило бы заострять внимания. И Рейн с ужасом ощущает шевеление чего-то, до отвращения напоминающего ревность, на которую он не имеет ни права, ни основания.

Он откидывается назад, сжимая веревки, и перед глазами у него пролетает пыльная земля, темные, словно сгрудившиеся дома за рекой, небо с белесыми полосками облаков... и снова – небо, дома, пыльная земля. Он раскачивается под мерный жалобный скрип рассохшихся качелей, но внутри у него закручивается тугая болезненная спираль, от которой больно дышать.

- А что ты сделаешь в первую очередь, когда станешь королем? – спрашивает Димна, высоко подбрасывая на ладони мелкую монету: по всеобщему убеждению, это действие, заполняющее минуты скуки, является крайне благоприятным для семейного бюджета, поскольку приманивает другие монетки.

- Умру от старости, - огрызается принц, и это настолько на него не похоже, что друзья оглядываются на него с недоумением, но Рейн не смотрит на них. Он смотрит прямо перед собой, на проносящиеся то в одну, то в другую сторону пыль, реку, дома и небо, и со злостью пытается сморгнуть совершенно непрошенные слезы.

Наверное, нужно сбежать, да и дело с концом. Он явно им не нужен – они ему тоже. Короля из него все равно не получится, ему претит и вся эта придворная толпа, и все эти интриги. Он привык говорить, что думает, обидчика он предпочитает, вспылив, сразу же ставить на место, а отвечать любит только за себя. Да и в те пару дней, когда на него обрушилось правление в отсутствие Короля и Советника, он успел совершить столько внешне- и внутриполитических оплошностей, что хватило бы на парочку дипломатических скандалов. Сбежать, да. Собрать свой мешок, выкопав из-под старой бани деньги, накопленные на такой случай. И уйти – сколько еще невиданных мест, не известных и прекрасных!

Все равно Король не заметит его отсутствия, если ему забудут доложить. А то, что с ним было так здорово обсуждать планы атаки на укрепленные двухмачтовые «Касатки», и заглядывать в синие глаза, которые вдруг казались не ледяными и равнодушными, а заинтересованными и глубокими... это неважно.

И то, как он, заглянув как-то к Рейну, и обнаружив его погребенным под очередными томами, регламентирующими очередность поклонов, выслушал жалобу наследника на какие-то отдельные зубодробительные исключения из обычных очередностей, неодобрительно просмотрел главу, посвященную этим исключениям, после чего невозмутимо вырвал эти страницы и удалился, велев не обращать внимания на подобные очевидные глупости.

Рейн не замечает, что уже давно не раскачивается, а неподвижно замер на качелях, согнувшись и напряженно уставившись в землю. Неважно. И то, как Король спорил с Советником до последнего, и все-таки в итоге приказал отвезти Рейна к морю. Теперь, наверное, они могут поехать на юг втроем, угрозы жизни Короля уже нет. Но Рейну так хочется сохранить эти воспоминания о том, как они с Сандром были только вдвоем, что он готов чуть ли не кричать, протестуя, если ему это кто-то предложит. Потому что у него так мало его Сандра, так мало воспоминаний, которые были бы только его. И самое главное... он не позволял себе об этом думать, но он уже не может отрицать очевидного. В этих воспоминаниях Советник все равно говорит о Короле, думает о Короле, ждет Короля – своего Короля, одного-единственного, и Рейн никогда не будет его Королем, никогда, никогда...

- Эй, эй… ты чего? – испуганно спрашивает Кша-ра, а Рейн всхлипывает, прислонившись лбом к жесткой веревке, и друзья обескураженно стоят рядом, не зная, что делать.